По большому счету те, кто открывал месторождения Западной Сибири полвека назад, были детьми войны. К этому поколению принадлежит и почетный гражданин Югры заслуженный геолог Евграфий Тепляков.
Дети войны
Мальчишки мечтали быть летчиками, полярниками, геологами. После войны ничего не было страшно: подумаешь, болота, бездорожье... Страна победила, надо только работать засучив рукава, и все будет хорошо. Западная Сибирь – это был их фронт, их передовая, с поражениями и победами.
Евграфий – Гриша, как его чаще звали, – родился в Омске в семье печника. Отец ушел на фронт в 1941 году, а вернулся в декабре 1945го.
– Как узнал о начале войны – не помню. Радио и электричества в доме не было. Только помню, что провожали отца в июле 1941го на фронт на железнодорожном вокзале, – рассказывает Тепляков. – А вот 9 мая 1945 года не забуду. День был теплый, солнечный. Женщина ехала верхом на лошади по деревне и кричала: «Война закончилась!» Она примчалась сообщить радостную весть из соседней деревни, где был сельсовет. В нашейто ни телефона, ни радио не было. Взрослые работали в поле, а мы бежали за ней, может быть и не осознавая до конца, что же случилось. А вечером собрались кружком у изб женщины – плакали от радости те, у кого остались живы мужья и сыновья. Но таких было мало. Большинство рыдало от горя – никто уже не вернется. Такой была Победа…
В войну Гриша с мамой спасались от голода в деревне, поселившись в заброшенном доме. Дрова таскали на санках из березовой рощи. Сначала, чтобы выжить, меняли привезенные из города вещи (ложки, вилки, белье) на картошку, потом разбили собственный огород.
Летом и осенью жилось полегче: можно было собирать полевой лук, лебеду, солодку, корень камыша.
– Осенью собирали колоски ржи, пшеницы, оставшиеся после сбора урожая. Правда, это почему-то запрещалось – гоняли нас с полей объездчики с кнутом, – вспоминает Евграфий Тепляков. – В 1944 году произошел трагический случай: председателем колхоза был назначен молодой фронтовик, вернувшийся с войны без руки. Людям дал небольшое послабление: разрешал взять с тока немного зерна. Зерно уносили в карманах, галошах, женщины – в лифчиках. Кто-то донес – начались повальные обыски. Председателя приговорили к расстрелу, позже заменили расстрельный приговор на десять лет лагерей. Мама тоже работала на току, мы с ней прятали зерно в мешочке, но, к счастью, нас не оказалось в списке на обыск.
Крепкий сибиряк
Школу в 1952 году Тепляков окончил хорошо, с одной четверкой в аттестате. В институт – Томский политехнический – на геологоразведочный факультет зачислился с большим запасом баллов. В те годы геология вербовала в свои ряды пытливых романтиков. У Теплякова к этому была предрасположенность. Дядя учился в горном институте, приезжал в красивой форме с золотистыми погонами, рассуждал про мезозой, палеозой, геологические странствия… Геолог – он ведь, как точно подмечено в пахмутовской песне, «ветра и солнца брат».
– Я учился на втором курсе, когда на всю страну «заговорил» первый газовый фонтан в Березово. Все студенты были окрылены этим событием, и я твердо решил ехать после защиты диплома в Западную Сибирь, – вспоминает Тепляков.
К этому времени он уже прочитал книгу Виктора Васильева «Геологическое строение северо-западной части ЗападноСибирской низменности и ее нефтеносность», вышедшую в 1946 году. Виктор Васильев в 1934м, в год рождения Теплякова, возглавил первую экспедицию по поиску нефти в Западной Сибири. Это он обосновал идею нефтегазоносности ЗападноСибирского региона, подтвердил наличие естественного выхода нефти на реке Большой Юган. Там Теплякову в будущем предстоит работать. А пока в 1957 году он по распределению попадает в Новосибирскую геологоразведочную экспедицию треста «Запсибнефтегеология».
– Направили меня в самую северную Назинскую разведку, в село Александрово Томской области. В сентябре в Александрово заехал Ф. К. Салманов, перебазировавший без согласования с руководством в Сургут разведочную партию. Здесь мы с ним и познакомились, – говорит Тепляков.
С началом буровых работ на реке Большой Юган он был назначен и. о. старшего геолога. Ему предстояла работа в Сургутской экспедиции под руководством Салманова.
Среднее Приобье было изучено в то время очень слабо. Сейсмические работы на Оби велись робко. Никто с точностью не мог сказать, где эта нефть залегает. Пробуренные в Ларьяке и Покуре скважины дали лишь общее представление о геологическом разрезе пород.
«В Сургут стали прибывать молодые специалисты-геологи. Первыми приехали Евграф Тепляков, Олег Перегудов, Александр Шашкин. И у нас появилась своя геологическая служба, возглавить которую доверили Теплякову», – так писал Салманов в своих мемуарах.
«Крепкий сибиряк с густой рыжей шевелюрой и мужественным обветренным лицом» – таким предстал перед «неистовым Фарманом» геолог Тепляков, которого тот называл Граней.
Тепляков, надо сказать, в своей неистовости не уступал начальнику экспедиции. Хотя бы такой факт. Когда в навигацию 1958 года в Сургут пришли баржи с долгожданным буровым оборудованием, их надо было как можно быстрее разгрузить и установить на месте, которое определили Салманов с Тепляковым. Первая буровая – Сургутская № 1Р на окраине Черного Мыса поднималась медленно. А при бурении случилась авария, оборвался трос. Чтобы поправить положение, надо было доставить катушку весом в полторы тонны в Локосово из Сургута, а это сто километров. Но как? Ни вертолета, ни мощного вездехода на ту пору у геологов не было. Решили на лошадке тянуть канат волоком по льду. Лошадей арендовали в колхозе, и караван отправился в путь под руководством молодого геолога и комсорга Евграфия Теплякова. Салманов два дня ждал от Грани вестей, и наконец по рации пришло долгожданное сообщение: «Задание выполнено, лошади целы, люди загорели, один раз даже искупались». Как потом выяснилось, сани все же провалились в воду – к счастью, люди не пострадали.
Не вешать нос
К сожалению, Тепляков с Салмановым ошиблись. Первая скважина в Сургуте не дала нефть. «Не пора ли сворачивать работы в Среднем Приобье?» – раздавались то в Тюмени, то в Москве резонные вопросы. Для чиновников – резонные, но только не для геологов. Интуиция подсказывала: нефть где-то рядом. Еще немножко, и они ее достанут.
Салманов с Тепляковым сделали ставку на Мегион.
«Когда решали нас потихоньку сворачивать, Салманов ввел чрезвычайное положение, – рассказывал Тепляков своему другу Владимиру Салмину. – Вызвал меня и говорит прямо: один у нас шанс есть – Баграс. Лети туда – будешь и геологом, и снабженцем, и за перфорацию спрошу. Я отвечаю: понял, мол, и – к дверям. А он вдогонку: не забудь, что ты перво-наперво комиссар (меня тогда комсомольским секретарем избрали), сам носа не вешай и другим не давай…»
Наступил волнующий день – 21 марта 1961 года. На базу от Теплякова Салманову пришла радиограмма: «Скважина фонтанирует. Идет вода с нефтью. Скважину закрыли. Как быть? Тепляков».
Утром Салманов вылетел на буровую. По мартовскому снегу, то и дело проваливаясь в сугробы, Салманов бежал вместе с Тепляковым к скважине. Когда буровой мастер Григорий Норкин открыл задвижку, ударил фонтан. Зачерпнув ладонями нефть, Тепляков, как положено, вымазал лицо нефтью. А телеграмма от Салманова уже летела в Москву.
«В Мегионе получен фонтан нефти дебитом свыше пятисот тонн…»
Вероятно, благодаря Теплякову, его таланту убеждать, работы по разведке в Западной Сибири не были прекращены. Когда в Тюмень приехал Николай Байбаков, в то время председатель Государственного комитета химической и нефтяной промышленности при Госплане СССР, он внимательно выслушал всех специалистов. Сам мотался по месторождениям, пытаясь понять, стоит ли в Западную Сибирь вбухивать немалые государственные средства?
Выступление Теплякова, с цифрами, взвешенными оценками, произвело на министра, судя по всему, сильное впечатление. Характеристики сибирских месторождений таковы, говорил Евграфий Артемьевич, что обеспечивают высочайшую отдачу вложенных средств. Теплякову запомнились слова министра, которые он произнес на прощание: «Крепок будет орешек, но надо смело брать нефть!»
Полтора десятка лет трудился Тепляков в Сургутской экспедиции, тридцать лет возглавлял геологическую службу «Главтюменьгеологии», затем Научно-аналитический центр рационального недропользования Ханты-Мансийского округа. Кавалер орденов Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», он участвовал в открытии более чем 300 нефтяных и газовых месторождений Тюменской области.